ТОЛЕРАНТНОСТЬ. ИСТОРИЯ

ВЫСТРАДАННЫЙ ГУМАНИЗМ

28 августа 1903 года родился Бруно Беттельхейм, крупный психоаналитик и специалист по детской психотерапии. Согласно традиции, принятой в отечественных справочных изданиях, "Психоаналитический глоссарий" называет его австро–американским психологом, подразумевая, что его научная деятельность делится на два периода, проходивших сначала в Старом, потом в Новом Свете.

Так же определяется, например, национальная принадлежность Курта Левина или Шарлотты Бюлер. Однако они, прежде чем покинуть Европу, успели создать себе имя в психологии, прославиться крупными научными достижениями.

Беттельхейм первую половину жизни провел в скромном звании рядового практикующего аналитика, не надеясь превзойти именитых коллег. Он родился и вырос в Вене, на родине психоанализа, здесь получил медицинское образование и психоаналитическую подготовку. Его размеренная жизнь, казалось, не предвещала никаких трагедий и триумфов. Но судьба распорядилась иначе, и на долю Беттельхейма в избытке достались "огонь, вода и медные трубы".

Подобно основателю психоанализа, Беттельхейм недооценивал надвигавшуюся угрозу нацизма и не последовал примеру многих коллег, которые, начиная с 1933 года, потянулись за океан. Как и Фрейд, он встретил германскую аннексию Австрии в Вене. Судьба обоих была предрешена – проповедникам "еврейской порнографии", как нацисты именовали психоанализ, был уготован один путь – за колючую проволоку, потом в газовую камеру. Заступничество влиятельных зарубежных последователей и внесенный ими крупный денежный выкуп позволили Фрейду спастись. За Беттельхейма заступиться было некому. Вскоре в переполненном товарном вагоне он двигался тем путем, который для тысяч ему подобных был последним. Его путь лежал в Дахау.

Наверное, психолог – это не просто ремесло, а мировоззрение, аналитический образ мыслей и особая манера восприятия действительности. Даже в нечеловеческих лагерных условиях Беттельхейм продолжал оставаться психологом.

Он внимательно наблюдал за поведением окружавших его людей – таких же заключенных, как и он сам, и приставленной к ним охраны – и пытался анализировать их душевное состояние, мотивы и чувства.

Он был поражен, насколько эффективно функционирует нацистская система подавления личности, имевшая целью низведение заключенных до полуживотного состояния. Однако сломить удавалось не всех. И это было абсолютно необъяснимо с привычных для Беттельхейма психоаналитических позиций. Позднее он писал: "В условиях, преобладавших в лагерях, оказалось невозможным рассматривать храбрые, ставящие под угрозу жизнь поступки с позиций инстинкта смерти, аутоагрессии, маниакального отрицания опасности, нарциссизма или любой другой категории психоанализа. Способ, каким человек действовал в критический момент, нельзя было вывести из его глубинных либидозных мотивов. Ни его сны, героические или кошмарные, ни свободные ассоциации или осознанные фантазии – ничто не позволяло сделать точное предсказание относительно того, пойдет ли он в следующий момент на риск жизнью, чтобы защитить жизнь других, или же в панике предаст многих в тщетной попытке получить какую–то привилегию для себя".

Глубокое профессиональное знание психоанализа оказалось практически бесполезным и для самого Беттельхейма: "Самое удивительное заключалось в том, что психоанализ, который я привык считать лучшим ключом ко всем человеческим проблемам, не помог мне найти решение о том, как вообще выжить в лагерях и как выжить, сохранив хотя бы некоторое достоинство".

В ходе своих наблюдений Беттельхейм приходит к выводам, удивительно созвучным позиции другого заключенного психотерапевта – Виктора Франкла. Только наличие твердой внутренней позиции, позитивного жизненного смысла, несводимого к мелким потребительским удовольствиям, позволяет сохранить человеческое в человеке.

Люди, лишенные идейных принципов, замкнувшиеся в узком мирке потребительских интересов и потому не имевшие морально–психологической внутренней опоры, подвергались быстрой личностной дезинтеграции. Они начинали идентифицировать себя либо со своими палачами, подражая и прислуживая им, либо с уголовниками. "Их поведение, – пишет Беттельхейм, – показало, насколько слабо аполитичный средний класс Германии мог противостоять национал–социализму. У них не было ни моральной, ни политической, ни социальной философии, которая помогла бы им сохранить свою целостность и давала внутреннюю силу для противоборства с нацизмом. У них не было или почти не было ресурсов, на которые можно было бы опереться, попав в заключение. Их самоуважение строилось на статусе и уважении, которые были связаны лишь с их положением и зависели от их работы, семейной роли или подобных внешних признаков".

Перед собой Беттельхейм поставил задачу описать, проанализировать и сохранить для потомков поучительные примеры человеческой слабости и стойкости перед лицом бесчеловечной машины подавления. Он начал "писать" устную книгу, последующее издание которой виделось в ту пору несбыточным чудом. Но иногда чудеса случаются.

Нацистская бюрократическая машина дала сбой, и по необъяснимой причине в 1939 году заключенный Беттельхейм был освобожден из лагеря и получил разрешение эмигрировать. Оказавшись в Америке, он обобщил свои наблюдения сначала в статье "Индивидуальное и массовое поведение в экстремальных ситуациях" (1943), а затем в книге "Просвещенное сердце" (1960), принесшей ему мировую известность.

Несмотря на ставшую для него очевидной ограниченность психоаналитической теории, Беттельхейм остался на фрейдистской позиции, однако предпринял самоотверженные усилия по ее гуманизации и сближению с социальными реалиями эпохи.

В 1944 году он организовал и возглавил клинику для детей с психическими травмами и нервными расстройствами при Чикагском университете. Новым значительным успехом явилась его книга "Психоанализ волшебной сказки. О пользе волшебства" (1977), удостоенная нескольких научных и литературных премий. А книга "Сносные родители" в начале девяностых составила серьезную конкуренцию бестселлерам доктора Спока.

Секрет популярности Беттельхейма прост: его гуманизм – не декларативный, а выстраданный. Когда этот человек пишет о человечности, он знает цену своим словам.